Елена Игнатова - Загадки Петербурга I. Умышленный город
Первое судно в Адмиралтействе спустили на воду через четыре месяца после постройки верфи — 29 апреля 1706 года. Это был восемнадцатипушечный бомбардирский корабль. В связи с этим событием царь установил порядок торжественного спуска корабля: ему салютовали орудия, играла музыка, а корабельный мастер получал награду: на серебряном блюде ему подавали серебряные рубли — по три за каждую пушку на судне.
Первый большой военный корабль «открытого моря» — пятидесятичетырехпушечная «Полтава» — был построен на Адмиралтейской верфи в 1712 году. Царь любил повторять, что «всякий потентат (властитель. — Е. И.), который едино войско имеет, — одну руку имеет, а который и флот имеет — две руки имеет». Он неусыпно следил за ходом работ на верфи и даже сам трудился там в ранге «баса» — главного мастера на постройке корабля. Люди, желавшие завоевать расположение Петра I, должны были знать, «как делати те суда». Его ближайшие сподвижники вместе с ним обучались кораблестроению в Голландии; и, конечно, не страсть к плотницкому делу побудила А. Д. Меншикова или П. А. Толстого, немолодого уже человека, оставить семью и родину и ехать плотничать в Саардам. При Адмиралтействе работало первое в России учебное заведение, готовившее офицеров флота, — Навигацкая школа. За границей русские дипломаты обязаны были нанимать корабельных мастеров для работы в Петербурге.
В 1710–1711 годах Адмиралтейство занимало обширную территорию, застроенную эллингами, амбарами, мастерскими. Окруженное с трех сторон укреплениями — валом с пятью бастионами и рвом с водой, — оно оставалось открытым со стороны Невы для спуска кораблей. Верфь строили как крепость, она имела стратегическое значение. К двадцатым годам облик Адмиралтейства изменился. Через ров перебросили мосты, деревянные строения заменили более прочными мазанковыми, над башней у южных ворот голландский мастер Я. ван Болес построил шпиль, обшитый железом, увенчав его яблоком, короной и корабликом. Этот символ Адмиралтейства — кораблик на шпиле — был повторен и при позднейшей перестройке главного здания Адмиралтейства в начале XIX века; позже он стал эмблемой города.
К концу жизни Петра I Адмиралтейство считалось одной из крупных европейских верфей, оно в значительной степени способствовало созданию Российского флота. В 1712 году он состоял из 12 фрегатов и 8 галер, а к 1725 году насчитывал уже 48 военных кораблей и 360 галер. Служило на флоте около 15 тысяч матросов. Отличные боевые качества кораблей, построенных в Адмиралтействе, отмечали многие иностранные наблюдатели. Уже упомянутый нами Ф. В. Берхгольц писал в дневнике об осмотре огромных складов со всей оснасткой для судов, матросской формой, корабельным лесом. «Здесь все заготовлено для великого множества кораблей», — заключал он.
Неожиданное усиление могущества России тревожило западные державы. Английский посланник в Петербурге Джефферис писал в Лондон: «Корабли строят здесь не хуже, чем где бы то ни было в Европе». И английские мастера, работавшие в Адмиралтействе, получили королевский приказ покинуть Россию. Но Петр I в ответ на это намного повысил им жалованье, и они остались в Петербурге.
Первыми крупными сооружениями в городе были крепость Санкт-Петербург и Адмиралтейство, имевшие военное значение. Ведь первоначально, до перелома в ходе Северной войны, Петербург строился не как новая столица, а как город-порт, форпост России на отвоеванных землях. Но после Полтавской и других побед стало ясно, что угроза потерять эти территории миновала. В честь победы при Полтаве в Петербурге заложили церковь Св. Сампсония, праздник которого приходился на день битвы — 27 июня.
С этого времени Санкт-Петербург начал быстро заселяться и застраиваться. Первым его генерал-губернатором стал ближайший сподвижник и друг царя А. Д. Меншиков. Через несколько месяцев после основания города, в ноябре 1703 года, в его гавань вошло иностранное торговое судно — голландское, с грузом соли и вина. Генерал-губернатор щедро наградил команду: шкипер получил 500 золотых, а каждый матрос по 15 серебряных рублей за то, что они первыми пришли в новый порт. Это судно снарядили купцы из Саардама, на верфи которого Петр некогда учился строить корабли. Царь оценил любезность: корабль получил особые привилегии и еще много лет приходил с товарами в столицу России. Были объявлены награды второму и третьему иностранным торговым судам, которые прибудут в Петербург.
Между тем по многочисленным указам Петра началось переселение жителей из внутренних областей страны в заложенный на Неве город. Из Москвы в Санкт-Петербург переселили несколько семей дворян и богатых купцов с требованием, чтобы они выстроили себе в отведенных царем местах новые дома. А крестьян и ремесленников сюда переводили постоянно и в большом количестве.
Раньше других в новом городе был застроен соседствующий с Заячьим островом (на котором стоит крепость) Березовый остров. Здесь появились первые улицы. Их названия говорят о том, кто там жил: Большая и Малая Дворянская, Пушкарская, Зелейная[2], Монетная, Ружейная, Посадская… На Большой Дворянской строили дома вельможи — от губернатора Меншикова до канцлера Шафирова.
На другой стороне Невы вокруг Адмиралтейства располагались слободы его служащих, состоявшие из деревянных и мазанковых домов, вытянутых в линии параллельно зданию Адмиралтейства. Эти улицы назывались Офицерскими, Морскими. Ближе к Адмиралтейству стояли дома людей побогаче. Им для застройки отводили участки шириной в двадцать пять и длиной в сорок метров. Дальше, за речкой Мьей (ныне река Мойка), жили солдаты, матросы, мастеровые люди, переведенные на жительство в Петербург. Некоторые слободы в городе так и назывались — Переведенские. Там участки, определенные под застройку, были меньше — длиной в двадцать и шириной в десять метров. Во всех слободах, офицерских и солдатских, дома возводились по образцам, разработанным Трезини. Не все прибывавшие сюда жители могли сразу построить себе дом и были обречены подолгу оставаться без надежного крова, а бедные переселенцы поначалу жили в шалашах или землянках.
Каждый, будь то богатый помещик, боярин или бедный крестьянин, переселение в Петербург принимал как величайшее несчастье. Причин для этого было немало, но мы упомянем одну из них — природные условия этих мест.
«Парадиз» среди топей
Печальный край. На Троицкой площади. Иностранцы в Петербурге. Петр и Москва. Строение города, или Любовь к геометрии. Александро-Невский монастырь
Климат и ландшафт средней и южной России отличались от природных условий Петербурга и его окрестностей. Город стоял на болотах, в низине у устья Невы, где от соседства с Балтийским морем царили сырость, дожди, часто случались наводнения. Скудная природа, вечно серое небо, короткое дождливое лето и сырая холодная зима. Петр I называл эти места и свой город «парадизом»; Меншиков, вторя ему, говорил, что это «святая земля». Но были и другие отзывы. Берхгольц, например, писал, «что здешняя земля из-за сырости ничего не родит», и город, если прекращается привоз продовольствия, оказывается на грани голода: «по всей округе трудно найти кусок хлеба».
Итак, земля холодна и неплодородна. Вода. Кажется, в столь сыром месте с нею не может быть проблем. Однако в книге академика Петербургской Академии наук И. Г. Георги «Описание российско-императорского столичного города Санкт-Петербурга и достопамятностей в окрестностях оного», изданной в 1794 году, читаем: «Вода реки Невы, ее протоков и каналов, протекающая почти во все части города, есть самая легкая, светлая и чистая речная вода. Хотя приезжие во время первых двух месяцев пребывания своего в Санкт-Петербурге подвержены бывают поносам, надкожной сыпи и другим болезням, обыкновенно приписываемым действию Невской воды, однако же по сделанным химическим испытаниям г. Моделя явилось, что в 80 фунтах воды, черпанной выше города, находится только 68 гранов известковой земли и 3 грана извлекаемого травяного соку… Отсюда и явствует, что все припадки приезжих надлежит приписывать паче перемене образа жизни и другим причинам, нежели действию Невской воды, совершенно заменяющей недостаток колодезной и ключевой воды в столице».
Наука и, в частности, оптимистические выводы г. Моделя заслуживают всяческого уважения, но все же из текста следует, что колодцев и родников на этой земле мало, приходится пить невскую воду, а от нее сыпь, поносы… «Везде, где землю роют, — сообщает Георги, — обретают в глубине от 2 или, если много, до 7 футов болотную воду, почему в домах отчасти совсем погребов в земле иметь не могут, а хотя и имеются, то не более как на 2 или 3 фунта глубины… Сие свойство земли причиняет кроме действий своих над воздухом и многие другие важные неудобствия, как то: дороговизну и трудность в строении домов, раннейшее гниение деревянных зданий, недостаток годных колодцев и хороших погребов, грязные улицы и скоро портящиеся мостовые, беспокойствия и частию даже опасности от наводнений, коим западные части города подвержены».
